утомляемости они придавали силу и бодрость.
     Начали  греть  консервированное  мясо с  овощами на костре из  денег  и
обломков мебели. Оказалось,  что  его можно есть и в холодном виде. Мясо  не
жирное. Овощи  вкусные. Пришли к  выводу, что  наш  раненый  боец  не сможет
открыть банку тушенки и  потому  умрет  с  голоду.  Рядом  крутились бойцы и
офицеры из батальона материального обеспечения.
     - Откуда такая роскошь, мужики?
     - Было направлено в Россию в качестве гуманитарной помощи. Досталось от
немцев. Вот то, что осталось от гуманитарки, нам и направили.
     - Хорошо кормят наших противников!
     - А ты как думал!
     - Лучше не говорить об этом.
     - Да. Спирт тыловики привезли?
     - Есть. На брата по пятьдесят грамм.
     - Не густо. Могли бы отвалить за Госбанк и побольше.
     - Подожди. Завтра пойдем на долбаный дворец, вот тогда и попьешь.
     - Кстати, как там?
     - Да никак. Наши бегают туда и назад. Вот и все дела.
     - Опять что-то брать.
     - А ты как хотел на войне?
     - Надоело!
     - Бери и вешайся.
     - Да пошел ты.
     - Сам туда иди.
     Через четыре часа после взятия Госбанка эйфория победы сменилась глухой
усталостью. С крыши здания мы видели,  как наши войска пытались прорваться к
Дворцу,  но  массированный огонь  заставлял их откатываться  назад. С  тупым
упорством  обреченных войска посылали  вновь и  вновь на штурм, и всякий раз
они  откатывались  от укутанного в дым здания, оставляя на площади погибших.
Все прекрасно  отдавали себе отчет в том, что завтра и нам предстоит вот так
же идти вперед под мощным обстрелом.  Авиация летала высоко в  небе, изредка
расстреливая здание из пушек. Немногочисленные  танки старались, как  могли,
но  толка  пока  не было заметно. От вида тщетности и бесполезности  попыток
штурма  в горле пересохло. Появилось желание крепко  выпить. Раздраженность,
негодование против бессмысленной бойни сменилось глухой усталостью. Было все
безразлично. И даже тот факт, что недалеко от нас под развалинами лежат наши
товарищи,  уже   не  вызывал  никаких  эмоций.  Было  абсолютно  все  равно.