Кабардино-Балкария: конец эры Кокова

Досрочный уход в отставку президента Кабардино-Балкарской Республики (КБР) Валерия Кокова сталвторым случаем "обновления" власти на Северном Кавказев процессе региональной реформы Владимира Путина. Первым свой пост покинул глава Северной Осетии Александр Дзасохов. Но если Северная Осетия была вовлечена в многолетний этнотерриториальный конфликт с Ингушетией из-за принадлежности Пригородного района, то Кабардино-Балкария до последнего времени считалась "оазисом мира и стабильности" на Северном Кавказе. "Спящей красавицей" называли ее лидеры чеченского сепаратистского движения. И действительно, в отличие от Чечни, Дагестана, Северной Осетии и Ингушетии на территории КБР не велись боевые действия. Даже в период интенсивных боев в Чечне республика становилась местом приема туристов.

Этнополитическая ситуация в Кабардино-Балкарии (национально-государственного образования с двумя титульными этносами) выгодно отличалась от положения дел в другой соседней двусубъектной республике — Карачаево-Черкесии (КЧР). В Карачаево-Черкесии, начиная с 1991 г., сменилось три республиканских руководителя. При этом смена власти неизменно сопровождалась межэтническим противоборством (на грани открытого конфликта) и переделом собственности. И сегодня проблема консолидации властной элиты КЧР далека от своего позитивного разрешения.

В постсоветской Кабардино-Балкарии был реализован принципиально другой политический сценарий, автором которого по праву можно назвать Валерия Кокова. Властная вертикаль во главе с просвещенным авторитарным лидером (впервые Коков был избран президентом республики в январе 1992 года) на протяжении 1990-х — начала 2000-х годов наглядно демонстрировала эффективность модели управляемой демократии для раздираемого противоречиями Кавказского региона. КБР осталась в стороне от масштабных переделов власти и собственности. Возникавшие время от времени этнические противоречия между кабардинцами и балкарцами, русскими и представителями "титульных этносов" умело гасились республиканской элитой. Между тем, в 1992 году Валерий Коков стал лишь частично легитимным президентом КБР. На выборах главы республики в голосовании не принимали участие балкарские районы. Однако Коков (кабардинец) сумел встать над намечающейся схваткой двух "титульных этносов", каждый из которых стремился поучаствовать в параде суверенитетов и в конечном итоге создать моноэтничное образование (Кабардинскую и Балкарскую Республики). В сентябре-октябре Коков нанес удар по кабардинским национал-радикалам из Конгресса кабардинского народа (ККН). Тем самым глава республики продемонстрировал, что для него целостность и единство КБР важнее этнических предпочтений.

Одержав политическую победу над кабардинскими этнонационалистами, Коков был объективно вынужден демонстрировать фрондерство по отношению к Кремлю. Весной-летом 1993 г. между республиканской властью и федеральным центром возникли споры по поводу формирования региональной судебной системы. Законы о статусе судей Кабардино-Балкарии противоречили российскому законодательству и были в конце концов, отменены российским Конституционным судом в сентябре 1993 г. При этом Коков оказал поддержку Президенту Ельцину во время октябрьского противоборства с Верховным Советом России в 1993 г. В самой же республике взаимоотношения ветвей власти не пошли по конфронтационному сценарию. В декабре 1993 г. состоялись выборы в новый двухпалатный парламент Кабардино-Балкарии. Кабардино-Балкария стала второй (после Татарстана) республикой в России, которая подписала Договор о разграничении полномочий с РФ (1 июля 1994 г.).

В 1994-1996 гг. "твердую руку" Кокова почувствовали на себе балкарские этнонационалисты из Национального Совета балкарского народа (НБСН). В ноябре 1996 г. на Съезде НСБН была провозглашена Республика Балкария в составе РФ. Участники Съезда обратились к Президенту России с просьбой ввести прямое президентское правление в Балкарии до завершения формирования органов нового национально-государственного образования. Был избран Госсовет Балкарии во главе с Суфьяном Беппаевым (отставным советским генералом) и сформировано балкарское правительство. Однако глава КБР проявил, как и в 1992 г. жесткость и решительность. Он выступил с телеобращением, обвинил в экстремизме лидеров НСБН. Решением Верховного суда республики деятельность НСБН была приостановлена, а прокуратура возбудила уголовные дела против организаторов форума по обвинению в попытке неконституционного захвата власти. Свою поддержку Кокову высказали и федеральные структуры. Суфьян Беппаев впоследствии публично раскаялся в своих действиях, а затем был востребован республиканской властью как Председатель комиссии по реабилитации жертв политических репрессий. 

Найдя адекватные ответы на кабардинский (1992 г.) и балкарский  (1994 и 1996 гг.) этнонационалистические "вызовы, Коков не только стабилизировал общественно-политическую ситуацию в КБР, но и стал, по сути, безраздельным хозяином в своей республике. Ему удалось беспрепятственно выиграть президентские выборы в 1997 и 2002 гг. С середины 1990-х годов этнонациональные движения в КБР не играли сколько-нибудь значительной роли.

Однако серия террористических актов в Нальчике (2004–начало 2005 гг.) показывает, что "замиренная" Кабардино-Балкария с выстроенной вертикалью власти становится частью северокавказской "дуги нестабильности". Но терроризм не исчерпывает всей совокупности новых вызовов перед властями КБР. В прошлую субботу около тысячи балкарцев устроили митинг протеста против реализации республиканского закона "О статусе и границах муниципальных образований КБР". С 1 июня сего года несколько балкарских населенных пунктов, превращаются в микрорайоны республиканской столицы — Нальчика. В соответствии с законом меняется также статус так называемых межселенных земель. По мнению организаторов митинга, республиканские власти хотят лишить балкарцев важных хозяйственных угодий.

Фактически сегодня КБР превращается в модельный для всей России регион. Погружающаяся в нестабильность некогда стабильная республика демонстрирует как преимущества, так и серьезные изъяны системы управляемой демократии или "просвещенной диктатуры". Все серьезные провалы политики Валерия Кокова фактически стали продолжением его впечатляющих успехов. "Замирение" балкарского движения свелось к борьбе не с причинами, а со следствиями болезни. А потому оно ограничилось прежде всего "прикормкой" лидеров НБСН, но не распространилось на "народные массы". Между тем сегодня именно балкарские районы республики являются наиболее бедными и социально неблагополучными. Социальная мобильность балкарцев также оставляет желать лучшего. Эта бедность вкупе с коррупцией чиновников, недостаточной представленностью балкарцев в органах высшей власти КБР и исторической памятью о сталинской депортации провоцируют антироссийские настроения и религиозный фанатизм. "Ваххабистский" джамаат "Ярмук" является прежде всего балкарским по этническому составу. Распространение салафийи среди балкарцев объясняется еще и тем, что сегодня в республике, во-первых, отсутствует возможность для деятельности светских этнонациональных образований, а, во-вторых, произошло разочарование в идеологии светского этнонационализма (в связи с бесславным концом НБСН).

Второй фундаментальной ошибкой Кокова стал религиозный вопрос. Будучи сторонником управляемой демократии, президент КБР сделал ставку на официальные исламские структуры — Духовное управление мусульман (ДУМ). Однако еще за годы советской власти официальные религиозные структуры привыкли паразитировать за счет господдержки, не совершенствуясь в богословии и отказываясь от контактов с оригинально мыслящей молодежью. В то же самое время любое неофициальное обновленческое исламское движение рассматривалось властями республики как ваххабитское, что было далеко от истины. Когда один из лидеров "ваххабитов" КБР Мусса Мукожев говорит, что 95 % верующих республики не доверяют Духовному управлению, это вовсе не означает, что все эти люди — убежденные поклонники "чистого ислама". Скорее всего, это люди, недовольные серьезным разрывом между верующими и иерархами ДУМ. В 2000 г. Постановление о мусульманской общине КБР ограничило свободу исламских обществ и учреждений. В том же году было отказано в регистрации Исламскому центру (первоначально молодежное отделение ДУМ КБР). На последний факт следует обратить особое внимание. Молодежь республики, ограниченная в возможности заниматься легальной общественно-политической и религиозной деятельностью превращается в потенциальных сторонников радикального ислама. Проблема в данном случае не в поощрении радикальных исламистов. Властям и КБР, и России в целом необходимо предотвращать расширение круга потенциальных исламистов, предлагая политически перспективным людям более привлекательные проекты под эгидой официальной власти.

В КБР на "закате эры Кокова" ни для кого не являлась секретом его серьезная болезнь. Отсюда и замедленная реакция сегодняшней республиканской власти на поступающие вызовы. Система Кокова плохо приспособлена к процедуре политической преемственности. Нарушение преемственности власти в начале 1990-х годов спровоцировало межэтническое противоборство в республике. Очевидно, что сегодняшняя управленческая элита республики должна быть заинтересована в том, чтобы не повторять ошибок прошлого. Между тем сегодня в КБР не видно кандидата, сопоставимого по опыту и авторитету с Коковым. Политический ландшафт республики напоминает пустыню. Существующий сегодня тип отношений между властью и обществом можно определить как клиентельный. Гражданские институты в КБР развиты недостаточно, как и региональная партийная инфраструктура. Такова цена стабильности.

Нельзя исключать вариант и ускоренного федерального вмешательства в процесс назначения. Но кто в таком случае станет главой республики, какой критерий будет положен в основу процедуры кремлевского выбора. Политический опыт? Тогда главой республики мог бы стать Геннадий Губин (в годы "перестройки" — первый секретарь Нальчикского горкома КПСС, в 1992-2004 гг. — вице-президент, а с февраля 2004 г. — премьер-министр КБР). Но поддержат ли русского президента кабардинцы и балкарцы? Вряд ли. С кабардинским этнонационализмом не все так уж просто. С одной стороны, он маргинализировался с окончанием "парада суверенитетов". Умеренные этнонационалисты с начала 1990-х годов оказались востребованными республиканской властью, но их лояльность будет сохраняться лишь до того момента, пока их особому статусу и привилегиям не будут угрожать представители других этногрупп. Очень призрачными представляются перспективы на высший пост КБР балкарцев (например, председателя Парламента КБР Ильяса Бечелова).

В сегодняшней КБР балкарцы, хотя и являются вторым "титульным этносом", но в численном отношении уступают кабардинцам и русским. Единственным их шансом мог бы стать прочный русско-балкарский альянс. Однако такая конструкция маловероятна в силу отсутствия политически влиятельного и структурированного русского движения. Деятельность Терско-Малкинского отдела Терского войска фактически ограничена Прохладненским и Майским районами. Более того, неоказачье движение неоднозначно воспринимается даже и русским населением. Следовательно, главой КБР должен стать этнический кабардинец. Сегодня называется персона влиятельного бизнесмена Арсена Канокова (заместителя главы думского комитета по бюджету и налогам). Но сможет ли этот политик стать, как Коков, "патриотом Кабардино-Балкарии", а не кабардинским этнонационалистом? Сможет ли также умело лавировать в отношениях с федеральным центром, соседними республиками и этнонациональными движениями? Вопросов здесь больше, чем ответов. Однако очевидно одно. Система управляемой демократии, созданная в КБР при Валерии Кокове, показала ограниченную эффективность. Она сумела побороть этнонационалистический взрыв, но оказалась неготовой к профилактике и предупреждению религиозного экстремизма и терроризма, а также цивилизованному обеспечению политической преемственности. Но главный ее недостаток состоит в том, что сегодня КБР — это Коков. Его уход с политической сцены чреват дестабилизацией и может обернуться превращением Кабардино-Балкарии во вторую Карачаево-Черкесию.