Итоги с Владимиром Путиным: внешняя политика. Часть 3. Россия и США
Часть 3. Россия и США
Эпоха Путина, особенно второй срок его президентства характеризуется значительным ухудшением отношений не только с Европейским Союзом, но и с Соединенными Штатами Америки. Обострение затронуло все аспекты взаимодействия России и США, включая военный. В публичном (риторическом) поле Россия и США занимают неодинаковые позиции по многим спорным международным вопросам. Россия не одобряет вторжение США в Ирак, возражает против любого силового воздействия на Иран с целью свертывания его атомной программы, протестует против одностороннего признания независимости Косово. Москва сохраняет военное сотрудничество с Ираном, поставляет вооружение нелояльным Вашингтону государствам в разных частях мира — Сирии, Венесуэле, отказывается признавать ХАМАС террористической организацией. Россия высказывает явное недовольство заигрыванию с НАТО государств СНГ, отрицательно относится к увеличению американского влияния в Украине и в Грузии. И, наконец, Россия проводит внутреннюю политику, которая очевидным образом раздражает США.
Все это заставляет поверхностных наблюдателей предполагать, что в России с приходом Путина победила какая-то таинственная антизападная группировка, предположительно скрывавшаяся все 1990-е годы в недрах так называемой «чекистской корпорации». Что, разумеется, не так. Поскольку путинский Кремль и российская элита в целом были изначально заинтересованы во всемерном улучшении отношений с США как глобальной державой и универсальным источником легитимности современных политических режимов. Между тем, непредвзятый анализ итогов путинской дипломатии свидетельствует о том, что ухудшение российско-американских отношений явилось следствием:
- присущей Владимиру Путину (и правящей элите России в целом) логики крупного бизнесмена, а не государственного деятеля, что очень часто вело и ведет к недооценке Кремлем геополитических факторов и крупных исторических тенденций, а также кардинальной подмене объективно существующих стратегических интересов России как геополитического субъекта бизнес-интересами наиболее влиятельных субъектов российской правящей элиты;
- специфических, стратегически далеко не всегда оправданных действий администрации Дж. Буша.
3.1. Доктрина № 1: «прагматический патриотизм»
Владимир Путин пришел к власти в 1999-2000 гг. если и не вполне как проамериканский президент, то, несомненно как человек, изначально расположенный к тесному партнерскому взаимодействию с Вашингтоном. Изначально он позиционировался в качестве лояльной Западу альтернативы Евгению Примакову, который в 1999 году пользовался недвусмысленной поддержкой США как потенциальный кандидат на пост президента РФ. Путин в очевидном противоречии со всем курсом дипломатии Ельцина-Примакова заявил в начале 2000 года, то есть еще в бытность и.о. президента, о возможности и желательности присоединения России к блоку НАТО, чем немедленно заслужил яростные похвалы будущего критика своей политики — британского премьера Тони Блэра. Наконец, Путин сразу же после электорального триумфа 1999-2000 гг. обеспечил долгожданную ратификацию нижней палатой Федерального Собрания СНВ-2, что ранее не позволяла сделать коммунистическая оппозиция.
Следует также сказать том, что в окружении Путина большую роль играло прагматическое проамериканское крыло. Эксперты, примыкавшие к этой группе, полагали, что России необходимо любым способом заручиться поддержкой Соединенных Штатов, поскольку в одиночку наша страна не способна противостоять актуальной угрозе исламского фундаментализма, активного участника войны в Чечне, и потенциальной угрозе со стороны Китая, имеющего свои виды на богатые природными ископаемыми территории Восточной Сибири. Можно с полной определенностью сказать, что вплоть до 2003 г. позиции этих «прагматических проамериканистов» доминировали в российской политике. Тем более что в то время их идеология практически полностью отвечала и взглядам самого Путина.
Определенным противовесом демонстративным шагам в сторону улучшения отношений с США служил лишь процесс возобновления более тесных экономических отношений с Ираном и выход в декабре 2000 г. из соглашений, заключенных в 1995 г. в рамках комиссии Гор-Черномырдин. В результате этих усилий была подтверждена готовность России помочь Ирану в строительстве АЭС в Бушере, договоренность по поводу чего была достигнута еще в 1995 году. Тем не менее, робкие шаги по выстраиванию вокруг южных границ России пояса безопасности, включающего среднеазиатские республики, Китай и Иран изначально не имели антиамериканской направленности. Основной угрозой безопасности России мыслилась экспансия в северные регионы страны и далее в республики СНГ движения «Талибан», за которым предположительно стоял основной союзник США в регионе — Пакистан. Между тем, вероятно, эти действия России отражали появление внутри власти второго субъекта, не имевшего своей альтернативной стратегической доктрины, но располагавшего своими специфические экономические интересы. Речь идет о представителях военно-промышленного комплекса, заинтересованных в расширении рынка для экспорта вооружения и атомных технологий.
Тем не менее, региональное сплочение и укрепление хозяйственных связей с Ираном не могло служить признаком наличия каких-то глубинных антиамериканских настроений у нового российского руководства, которое неуклонно, поначалу даже более определенно, чем Ельцин последних лет своего правления, стремилось продемонстрировать свою лояльность заокеанскому партнеру. Гражданские и военные чиновники, которые мыслили и действовали в рамках старого дискурса стратегической конкуренции России и США, постепенно устранялись с ключевых позиций в российской власти. Например, в 2001 г. был отправлен в отставку с поста министра обороны РФ маршал Игорь Сергеев, который настаивал на масштабном ядерном перевооружении российских Вооруженных сил. На смену таким чиновникам приходили люди из команды Путина, которые хорошо умели адаптировать свою риторику под текущие приоритеты кремлевской политики, однако при этом мыслили вполне «прагматически».
«Проатлантистские» устремления российского руководства особенно ярко проявились в конце 2001 года, когда Россия не только недвусмысленно поддержала США в их стремлении наказать «Талибан» за теракт 11 сентября, не только сделала все возможное для победы антиталибской коалиции в октябре 2001 года, но и пошла для достижения стратегического союза с Соединенными Штатами на целый ряд поистине беспрецедентных геополитических уступок: отказа от эксплуатации радиолокационной станции Лурдес на Кубе и военно-морской базы Камрань во Вьетнаме и открытия территории стран СНГ для размещения в среднеазиатских республиках военных баз США. Эти действия Путина были немедленно поддержаны не только вышеупомянутыми политическими «прагматиками», но и либеральными силами в целом, критически относившимися к некоторым другим действиям президента — в частности, к наступлению на независимые электронные СМИ и их владельцев из числа «олигархов».
Наступило двухлетие так называемого «путинского патриотизма», под которым его теоретики понимали военно-силовое сближение с США на ниве общей борьбы с международным терроризмом.
Как же ответили США на это страстное стремление нового российского руководства дружить с Западом? Весьма специфически. Новая республиканская администрация сразу же предприняла ряд недружественных шагов по отношению к путинской России. В 2001 г. США вышли из Договора по ПРО, подписанного Ричардом Никсоном и Леонидом Брежневым еще в 1972 г., заявив о начале работы по созданию национальной системы противовоздушной обороны. В феврале 2001 г. был произведен арест агента ФБР Р. Хансена по обвинению в шпионаже в пользу России, вслед за чем из США было выслано 50 дипломатов, произведено ужесточение визового режима. В июне 2001 г. президент Дж.Буш заявил о необходимости дальнейшего расширения НАТО «от Балтийского до Черного моря». В ноябре 2002 г. на саммите в Праге предложения о вступлении в состав блока были сделаны трем прибалтийским республикам, а также Болгарии, Словакии, Словении и Румынии. Однако вместе с тем администрация Буша отказалась от столь свойственного для эпохи Клинтона стремления делать ставку на российских политиков либерального направления. Буш после встречи с Путиным на ранчо в Кроуфорде заявил о своем доверии новому российскому президенту. Эта личная близость двух руководителей была для Путина гарантией, что американцы не будут оказывать значительной поддержки либеральной оппозиции внутри России. В значительной мере этот расчет оказался справедлив.
Таким образом, уже в начале правления В. Путина США показали, что:
- они более не рассматривают путинскую Россию как равноправного сильного партнера и потому не готовы отвечать эквивалентными уступками на лояльные / дружественные шаги России в геополитической сфере;
- их вполне устраивает «прагматизм» Кремля, и они не станут жестко давить на Россию с идеологических и ценностных позиций.
Можно констатировать, что в то время Вашингтон более или менее правильно прочитал сигнал Москвы: российская правящая элита полагала (как, в основном, полагает и сегодня) геополитические вопросы второстепенными и готова была идти на широкие уступки США при условии, что Америка способствует легализации этой элиты в евроатлантическом мире. Владимир Путин, как классический бизнесмен у власти в стране, которая исторически привыкла быть великой державой, стал воплощением и символом именно такого формата отношений. Потому, несмотря на все разногласия, второй президент РФ, в целом, мог всегда рассчитывать хотя бы относительную лояльность со стороны Джорджа Буша-мл.
В 2002-2003 гг. Путин, имея за спиной личную поддержку Буша, стал развивать двусторонние экономические отношения с крупнейшими экономическими центрами Европы — Германией и Францией. Выбирая чисто экономическую (основанную на бизнес-интересах) стратегию взаимодействия с европейскими гигантами, Путин смог до поры до времени исключить подозрения в каком-то сепаратном сговоре с Францией и Германией против США, которые возникли у американцев сразу после встречи на троих Ельцина, Ширака и Коля в 1998 г. Эти опасения явились отчасти причиной первой, кратковременной волны русофобии в Америке, свидетельством которой является известная книга Збигнева Бжезинского «Большая шахматная доска».
Между тем, ни путинские «прагматики», ни он сам в 2001–2002 гг. не учли одного важного для понимания международных событий фактора, который сыграл значительную роль в последующих событиях. Речь о продолжающемся высоком спросе на нефть, к чему впоследствии добавился также значительный спрос на газ, еще более обострившийся ввиду климатической нестабильности на западе Евразии. С чисто геополитической точки зрения, которую никто никогда не озвучивал внятно и откровенно, страны с огромным сырьевым запасом должны быть лишены самостоятельной политической роли — в противном случае вся конструкция, на которой держится сегодняшний иерархическим образом выстроенный миропорядок, может быть опрокинута почти в одно мгновение.
3.2. «Сырьевое проклятие»?
Эксперты часто говорят о том, что страны — поставщики сырья — как правило и почти без исключения отличаются отсталой экономикой и сравнительно архаической моделью политического развития. Более того, они, как это ни парадоксально, оказываются и довольно слабы как игроки на внешнеполитическом поле. Это отчасти так. Но, тем не менее, правота данного заключения весьма относительна. Дело в том, что глобальный миропорядок искусственно выстроен именно таким образом, чтобы обеспечить истинность данного заключения. Вся стабильность индустриального и постиндустриального миров держится на политическом ничтожестве стран-поставщиков сырья. Попытка национализации нефтяных кампании в Иране 1950-х годов правительством Моссадыка привела к инспирированному американцами военному перевороту, который обрек эту страну на десятилетия гнета под полутоталитарным режимом шаха Мохаммеда реза Пехлеви. И первая же попытка экспортеров нефти заявить свою позицию по поводу поддержки Соединенными Штатами Израиля в 1973 г., ограничив добычу нефти, привела к масштабному энергетическому кризису, из которого индустриальному миру удалось выбраться лишь за счет вовлечения в экономическую игру Советского Союза с неожиданно обнаруженными у него тюменскими нефтяными месторождениями, а также шахского Ирана.
Наконец, война в Ираке, помимо иных мотивов, имела, в частности, один весьма очевидный — нельзя было оставить человека нелояльного Вашингтону у власти в стране, занимающей второе место в мире по объему нефтяных запасов в мире.
На этот геополитический фактор мало обращают внимания при рассмотрении российско-американских отношений. Эксперты удивляются, почему США так неодинаково относятся к России и Китаю. Россию в США критикуют почти все, гораздо менее демократичный и толерантный ко всему, к чему только можно быть толерантным, Китай шельмуют лишь вернувшиеся на обочину мировой политики неоконсерваторы и политические клиенты тайваньского лобби. Почему вполне влиятельные эксперты сегодня ведут разговор о возможном союзе старых и новых индустриальных гигантов против сырьевой России, пусть с оговорками, но признающей приоритет общезападных ценностей и не отказывающейся быть частью «Большой Европы»?
Один из возможных ответов состоит именно в том, что западный мир не может быть снисходителен к амбициям «энергетических держав», особенно в том случае, если таковые обладают серьезным геополитическим потенциалом. В понятие геополитического потенциала уместно включить в данном случае гипотетическую способность Москвы (на данный момент, именно сугубо потенциальную) к формированию новых энергетических альянсов — в постсоветском ареале или же за его пределами. Подобные альянсы могли бы стать серьезной силой, меняющей баланс сил современного мира. Именно по этой причине палата представителей Конгресса США приняла в мае направленный против России законопроект, объявляющий незаконным создание газовых картелей по типу ОПЕК, которое послужило поводом для дипломатических трений между Москвой и Вашингтоном. Этот законопроект, как и последующие заявления государственного секретаря США Кондолизы Райс, продемонстрировали, какими резонами в настоящий момент руководствуются американцы.
Не случайно в этой связи, что первый же шаг России, свидетельствующий хотя бы о некотором ее уклонении от роли политического клиента Вашингтона, — а именно, заявленная нашим дипломатическим руководством готовность поддержать Францию и Германию в их сопротивлении планам агрессии США в Ирак, используя для этого право вето при голосовании в Совете Безопасности, — спровоцировал целую серию роковых для отношений двух стран событий.
В тот же период произошла активизация деятельности антипутинской оппозиции, символом которой (во многом вопреки собственной воле) в тот момент стал глава компании ЮКОС Михаил Ходорковский. Ходорковского поддержали во время атаки на ЮКОС со стороны «Роснефти» и налоговых служб России часть американских т. наз. неоконсерваторов. Надо сказать, что это обстоятельство само по себе еще не привело к серьезному ухудшению отношений России с США, поскольку поддержка Ходорковского исходила не от самого Белого дома, но от политических кругов, теряющих влияние на администрацию Дж. Буша. Однако, безусловно, это несколько усилило настороженность Путина по отношению к Вашингтону. Однако качественных изменений в отношениях между Россией и США в тот момент не произошло. Республиканская администрация, несмотря на связанную с «делом Ходорковского» «тревожную» риторику, на деле никак не вмешалась в судьбу экс-владельца ЮКОСа. Надежды многих российских либералов на то, что Джордж Буш-мл. принудит Путина к определенным действиям на российской внутриполитической арене, не оправдались. А президент РФ еще раз получил подтверждение тому, что его «прагматический» подход находит понимание в Вашингтоне.
Соответственно, российское руководство продолжало предпринимать серьезные усилия по налаживанию двусторонних отношений. В разгар военной кампании в Ираке Путин заявил о том, что Россия не желает поражения США. Во время президентской кампании 2004 г. российский президент несколько раз выступил с недвусмысленной поддержкой Джорджа Буша, оценив, например, усиление антиамериканского сопротивления в Ираке как борьбу мирового терроризма лично против Буша. В ноябре 2004 г. на саммите Организации Азиатского-Тихоокеанского сотрудничества Путин согласился на списание 80% иракского долга. Более того, в прессе появились даже сообщения, впоследствии опровергнутые российским МИДом, о готовности России на размещение в Ираке трех мотострелковых дивизий и бригады воздушно-десантных войск (в составе 40 тыс. человек). Хотя эти сообщения не получили подтверждения, судя по всему, в ходе переговоров с представителем МИДа нового правительства Ирака подобные варианты обсуждались российской стороной.
Настоящим водоразделом в российско-американских отношениях при Владимире Путине можно считать оранжевую революцию 2004 года на Украине. Изначально Вашингтон согласился с тем, что к власти в этой стране может прийти открыто и агрессивно поддержанный Кремлем Виктор Янукович, бывший губернатор Донецкой области. Однако в конце ноября 2004 года, вскоре после начала масштабных народных выступлений в Киеве против Януковича и фальсификации итогов выборов президента Украины США вынуждены были недвусмысленно объявить о поддержке другого кандидата в президенты, прозападного Виктора Ющенко. Владимир Путин расценил подобное поведение как предательство. Присущее Путину бизнес-мышление не позволило президенту РФ поверить в политическую реальность Оранжевой революции. Путин (как и большая часть ключевых представителей его окружения) был и остается убежден, что революция была организована и в прямом смысле слова оплачена США. Отсюда, кстати, и резкое нарастание внутриполитической нервозности Путина в 2005-2007 гг.: ведь, следуя его «коммерческой» логике, если США смогли за деньги организовать революцию на Украине, что мешает им устроить нечто подобное и в России? Тем паче что Леонид Кучма, как и Владимир Путин, вовсе не был враждебен США, а поведение Вашингтона во время Оранжевой революции отражало логику «лучшее — друг хорошего». С января 2005 г. Путин демонстрирует открытую и отчетливую настороженность в отношениях с США. «Прагматическое партнерство», на которое уповал российский лидер в 2000-2004 гг., остается в прошлом.
Итак, если судить по внешним результатам, то российскую политику 2001–2004 гг. в отношении США следует оценить как неудачу. России не удалось выстроить тот «стратегический союз» с США на общей ниве борьбы с международным терроризмом, к которому она стремилась весь первый срок путинского президентства.
Как мы уже говорили, главными причинами тому стали, как мы уже говорили,
- ложные цели Кремля, продиктованные системообразующими бизнес-интересами правящей элиты России; российская дипломатия все эти годы была, фактически, орудием обеспечения этих интересов;
- американская концепция союзничества, которая требовала от Кремля куда большего уровня лояльности, чем тот, который объективно мог быть достигнут в ситуации поколебавшей единство западного мира иракской войны.
3.3. Доктрина №2: курс на «суверенную демократию»
Американцы, безусловно, использовали любой шанс для того, чтобы развести Россию с ее европейскими партнерами по политическим мотивам. В результате Оранжевой революции на Украине, которая, как мы уже отмечали, стала поворотным пунктом во всей политике Владимира Путина (не только внутренней, но и внешней), Европа и США оказались по одну сторону баррикад.
Транзитно-сырьевые войны с ближайшими соседями — Белоруссией и Украиной, — а также попытка торговой блокады Грузии, вне зависимости от обоснования этих мер российским руководством, и вовсе были встречены с нескрываемым беспокойством, свидетельством чему стали многочисленные выступления челнов американского парламента о необходимости ускоренно принять Украину и Грузию в состав НАТО.
С 2005 года (т.е. после все той же украинской революции) внешнеполитическая риторика России начала стремительно меняться. Гипертрофированный страх перед реализацией «оранжевого» сценария в России стал главным фактором кремлевского поведения как внутри России, так и на внешнеполитической арене. До этого времени Россия настаивала на стратегическом партнерстве с США при условии своей политической самостоятельности, с 2005 г. Россия начала все чаще говорить о своем суверенитете, под которым в первую очередь стало пониматься недопущение со стороны США вмешательства во внутренние дела России. Россия начала более активно сотрудничать с Китаем в рамках Шанхайской организации сотрудничества, развивать торговые отношения с Венесуэлой и Сирией, вести одностороннюю политику сырьевого эгоизма в СНГ, предпринимать попытки экспансии в энергетическую отрасль Европы. Впрочем, во многом российская агрессия против США оставалась в области риторики. В политической сфере Владимир Путин не оставлял надежд все же помириться с США — если не на протяжении второго срока своего правления, то, по крайней мере, при следующем президенте России.
Что касается ШОС, то главным достижением этой организации стала принятая 5 июля 2005 г. на встрече в Астане совместная декларация, в которой страны-участницы организации — Россия, Казахстан, Узбекистан, Китай, Киргизия и Таджикистан — призвали США определиться с датой вывода американских баз из Средней Азии: «Учитывая завершение активной военной фазы антитеррористической операции в Афганистане, государства-члены ШОС считают необходимым, чтобы соответствующие участники антитеррористической коалиции определились с конечными сроками временного использования упомянутых объектов инфраструктуры и пребывания военных контингентов на территории стран-членов ШОС». Это заявление, по словам заместителя госсекретаря США по странам Южной и Центральной Азии Ричарда Баучера, вызвало озабоченность в Вашингтоне. США призвали страны ШОС «отказаться от геополитических заявлений и сосредоточиться на вопросах экономики».
В результате андижанского кризиса, который уже упоминался выше в настоящем докладе, осенью 2005 г. американцы покинули базу Ханабад в Узбекистане. Между тем, после напряженных переговоров с руководством Киргизии, пришедшим к власти после «тюльпановой революции» 2005 г., киргизской стороной было принято решение сохранить военно-воздушную базу Ганси на территории Узбекистана. США близки к тому, чтобы закрепиться и в Таджикистане, на территории которого до сих пор располагается военно-воздушная база НАТО, контингент которого составляют в основном военнослужащие из Франции.
Несмотря на проведенные в августе 2007 года совместные военные учения стран ШОС «Мирная миссия — 2007», в уходящем году организации не удалось добиться столь же ощутимых политических успехов в отношении обеспечения декларируемой многополярности, то есть по существу — в вытеснении США из Центральной Евразии. Возникли явные разногласия между постоянными участниками организации и странами-наблюдателями, некоторые из которых, в первую очередь Монголия, Иран, Пакистан, стремились повысить свой статус. Однако участники организации не рискнули пойти уже откровенно вразрез с политикой Белого дома, чтобы предоставить статус постоянного участника объединения Ирану, и тем самым заблокировали доступ в организацию и другим потенциальным ее членам. Впрочем, здесь сказалось и растущее китайское влияние в организации. Сегодня уже очевидно, что с течением времени ШОС станет, в большей степени, проводником китайского влияния в Центральной Азии. Потому не следует переоценивать создание ШОС в качестве успеха российской дипломатии путинской эпохи. «Успех» этот лежит, скорее, исключительно в пропагандистской плоскости.
До 2006 года главным пунктом переговоров России с США было получение согласия Вашингтона на вступление России в ВТО. Чтобы добиться американского согласия на этот шаг, наша страна пошла на целый ряд важных уступок: упрощенный допуск иностранцев в автомобильный сектор, снижение пошлин на иностранные самолеты, целый ряд ассортиментов лекарств и компьютерной техники. Россия пообещала регулярно отчитываться перед ВТО о случаях интеллектуального пиратства и также дала согласие на значительную либерализацию рынка страховых услуг. Вопреки давлению США, Россия сохранила определенную меру протекционизма по отношению к банковской сфере, что стало одним из препятствий при заключении двухстороннего соглашения.
Между тем, данное соглашение между Путиным и Бушем все же было заключено в рамках саммита АТЭС в Ханое во второй половине ноября 2006 года. Однако эта договоренность явилась лишь фактически декларацией о намерениях, поскольку Конгресс США, оставив в неприкосновенности поправку Джексона-Вэника, фактически свел согласие Буша на нет. Решение о вступлении России во Всемирную торговую организацию было тем самым отложено до проведения многосторонних переговоров с участием Евросоюза. И поскольку у Евросоюза возник сразу целый ряд претензий к торговой политике России, переговорный процесс фактически застопорился.
С конца 2006 года весь дипломатический процесс между Россией и США фактически оказался сведен к трем важнейшим аспектам: вопросу об Иране, проблеме размещения ПРО в Восточной Европе и спорной ситуации вокруг Косово. Иранская тема послужила для России некоторой разменной монетой, которую она была готова предъявить США в обмен на определенные уступки в вопросе о ПРО. Россия, признав справедливость опасений западных стран относительно разработки Ираном ядерной программы, попыталась выступить своего рода посредником в отношениях этой страны и Запада. Однако на этом пути путинской дипломатии удалось сделать немногое: Иран не был готов пойти на серьезные уступки Западу, а главное — рассматривать Россию в качестве своего представителя на переговорах с Западом, США же отказались пересмотреть в пользу России свои планы по размещению ПРО. Ситуацию не исправила даже высказанное Путиным на российско-американском саммите в Кеннекбанкпорте согласие передать США для использования радиолокационной станции в азербайджанском городе Габала, которое было дополнено впоследствии обещанием предоставить США в распоряжение для предотвращения полетов иранских ракет строящуюся РЛС в Армавире.
Хотя российское руководство получило от посетивших Москву в октябре 2007 г. министра обороны США Р. Гейтса и госсекретаря К. Райс обещание отложить сроки строительства элементов ПРО в Восточной Европе, а впоследствии пригласить российских специалистов в качестве наблюдателей на строящиеся объекты, все эти предложения были фактически дезавуированы американской стороной в официальном послании Государственного департамента в ноябре 2007 г. Чем Америка еще раз подтвердила, что сегодня не готова и не намерена рассматривать Россию как сильного равноправного партнёра. А любые обязательства Вашингтона перед Москвой носят достаточно условный характер.
Едва ли не важнейшим пунктом формальных расхождений России и США в последнее время становится вопрос о независимости Косово. После одностороннего провозглашения независимости парламентом Косово 17 февраля 2008 г. и безоговорочного признания этой независимости Соединенными Штатами и лидерами Евросоюза стало очевидно, что Россия не имеет более существенного, качественного влияния на ситуацию на Балканах в целом и косовский вопрос в частности. До провозглашения и признания независимости Косово ведущими западными странами Москва неоднократно подчеркивала, что решение вопроса о статусе Косово будет рассматриваться ею как модель для аналогичных конфликтов на постсоветском пространстве. Тем не менее, никаких ответных шагов в направлении официального признания постсоветских непризнанных государств, входящих в фактическую зону ответственности Москвы, сделано не было, что, на наш взгляд, означает потерю лица на международном уровне и деградацию уровня российского суверенитета. Лишая себя права решать вопросы о статусе зависимых от нее территорий, Россия де-факто уступает это право Соединенным Штатам и Европейскому Союзу — глобальным центрам силы, которые охотно и демонстративно берут на себя подобную ответственность.
3.4. Выводы и результаты
Таким образом, российская дипломатия (под каковой, как было сказано выше, мы понимаем систему дипломатического обеспечения ключевых личных и экономических интересов правящей элиты РФ) не добилась никаких ощутимых успехов ни по одному из ключевых направлений дипломатической игры с США. В частности, остаются в целом неудачными:
· переговоры по ВТО и возвращению статуса наибольшего благоприятствования в торговле;
· переговоры по ПРО и расширению НАТО на Восток;
· переговоры об обеспечении благоприятного для России статуса непризанных государств в увязке с проблемой Косово.
За период пребывания в Кремле Владимира Путина (2000-2008) Россия не смогла четко определить и выстроить собственную сферу интересов. В результате, она утратила потенциал союзничества в отношении со своими партнерами по СНГ, одновременно не установив доверительных отношений с Западом. Кремль формально заявил о ценности суверенитета, одновременно не проявив готовности пойти на шаги, свидетельствующие о реальном обретении политической самостоятельности.
В итоге, значительная часть республик СНГ, не только Украина и Грузия, но также Азербайджан и в какой-то мере Казахстан, стали все более отходить под влияние западных стран, что проявилось в участии этих республик в различных торгово-экономических проектах по транспортировке каспийских нефти и газа в Европу в обход территории России.
Существенно ослабли позиции России на Кавказе, где она более не является ни модератором, ни ключевым субъектом региональной политики (каковым она оставалась до середины 2000-х гг.). Так, в частности Азербайджан в 2006 г. перевел поток нефти в сторону Турции. В декабре 2006 было завершено строительство газопровода Баку-Тбилиси-Эрзурум (Азербайджан, Грузия, Турция), который позволил Грузии более спокойно пережить политические осложнения с Россией. Азербайджан выступил единственной республикой СНГ, подтвердившей свое участие в строительстве газопровода Nabucco, который должен пройти по территории Турции и стран Восточной Европы в обход России. Впрочем, перспективы реализации этого проекта, слишком дорогостоящего для его участников, пока остаются неясными.
Между тем, Соединенные Штаты Америки предприняли значительные шаги по разворачиванию военно-экономического сотрудничества с Арменией, и оно наверняка возрастет в случае после смены власти в этой республике. Армянские солдаты участвуют в миротворческой операции в Косово и присутствуют в составе сил коалиции в Ираке. В мае 2007 года в Армении состоялись военные учения европейского командования США «Совместное стремление-2007», проводящиеся Европейским командованием США в рамках программы Партнерство во имя мира. Их целью объявлялось испытание, идентифицирование и документальное обоснование взаимодействия единых многонациональных стратегических и тактических систем. Официальные лица двух республик говорят о том, что военное сотрудничество между двумя республиками имеет большие перспективы. Свидетельством «добрых намерений» Вашингтона в отношении Армении может служить принятие американским Конгрессом резолюции о признании геноцида армян в 1915 г. во время первой мировой войны.
Агрессивная деловая активность российской элиты в Европе, преподносимая, что примечательно, и кремлевской пропагандой, и русофобски настроенными кругами Запада в качестве политической, ее «энергетический империализм», лишь напугали европейские элиты и вновь, после охлаждения, вызванного агрессией США в Ирак, заставили их сплотиться с Вашингтоном против так называемой «агрессии» России. Трудно удержаться от предположения, что в случае прихода к власти демократов в 2009 году, та же тенденция экономического и политического выдавливания России из Европы станет еще более отчетливой.
Альтернатива путинскому курсу, который, очевидно, будет закреплен при президенте Дмитрии Медведеве, особенно в условиях отказа от агрессивной риторики и мифологии «оранжевой угрозы», была изначально достаточно очевидной— России следовало бы минимизировать свое участие в делах двуединого Запада и, используя благоприятную ситуацию с ценами на энергоресурсы, приступить к обустройству своей зоны интересов внутри СНГ, а также к индустриальной и постиндустриальной модернизации. В действительности же, вместо стратегии, нацеленной на укрепление постсоветской сферы влияния, была избрана «прагматичная» линия, которая фактически отождествила стратегические интересы России и бизнес-интересы нескольких десятков ключевых субъектов российской правящей элиты. Исторический момент для качественного упрочения позиций России был упущен. Более того, потеряв контроль над странами СНГ, Россия фактически утратила статус региональной державы, обеспечив Вашингтону роль прямого модератора евразийского хартленда (исторического пространства бывшей Российско-советской империи).
Это сужение политического кругозора во многом свело на нет те преимущества, которыми стала обладать Россия по причине двух одинаково благоприятных для нее факторов: увеличения цен на энергоносители и кризиса американской внешней политики, в частности, фактического провала ближневосточного мегапроекта США. В результате, Россия смогла формально заявить о своей политической самостоятельности, но реально эта самостоятельность, и в самом деле потенциально опасная для существующего миропорядка, свелась, прежде всего, к более жесткому ведению торговой политики по отношению к транзитным странам, и к ряду воинственных, но не влекущих за собою серо не влекущих за собою реальных политических последствий ть Россию как сильного равноправного партнёра, обязательства перед колитических последствий заявлений (типа демонстративного выхода из Договора об обычных вооруженных силах в Европе). Декларативная самостоятельность не была подкреплена реальной политикой. К тому же, на сегодняшний день очевидно, что самостоятельность политики РФ заканчивается там, где начинается зависимость российской правящей элиты, ее бизнес-интересов, активов и капиталов на Западе от глобальной сверхдержавы — США. А эта зависимость сегодня очевидна и усугубляется с каждым историческим днем.
(Окончание)
|
