Третий фронт

ОТ РЕДАКЦИИ. Сегодня мы републиклвали старую (2006 год) статью Сергея Черняховского. Теперь мы представляем на суд читателя новый текст того же автора, посвящённый информационной политике России в этой войне

Этой теме мы и далее намерены уделять самое серьёзное внимание.

* * *

В ситуации, сложившейся после агрессии режима Саакашвили против Юной Осетии, России по сути дела приходится вести борьбу на трех направлениях,трех фронтах.

Первый— собственно линия отражения военной агрессии на территории Южной Осетии и, очевидно, Абхазии. Та линия, на которой происходит непосредственное вооруженное противостояние и которая, конечно, является главной. И хотя ее действия на этом фронте в целом носят относительно приемлемый характер, здесь возникают свои вопросы и свои опасения.

Второй фронт— это фронт дипломатической и информационной поддержки режима Саакашвили, который реально осуществляют многие третьи страны, что в частности вылилось в постыдные нападки на Россию, осуществленные на заседании Совбеза ООН его членами. Примечательно, что почти все выступавшие практически игнорировали в своих выступлениях и оценках все события, предшествовавшие моменту начала оказания Россией помощи истребляемому саакашвиливскими боевиками осетинскому населению. Ситуация представляется западными СМИ и дипломатами таким образом, что не Саакашвили начал конфликт, осуществив агрессию против Осетии, а Россия без всякой на то причины ввела войска на территорию Грузии, то есть ведется прямая информационная и дипломатическая агрессия против России.

Наряду с этим практически возниктретий фронт— фронт информационной антироссийской и просаакашвиливской пропаганды, начатой уже внутри России определенными политическими силами, по сути стремящимися не допустить разгрома агрессора и обеспечить возможность сохранения им своих силовых структур и потенциала будущего военного противостояния.

Его участники, не имея возможности напрямую оправдывать развязанную саакашвиливской стороной войну, с одной стороны формально осуждают ее, но с другой говорят о т.н. «неадекватности» российского ответа и призывают Россию ограничиться лишь восстановлением статус-кво, «не допустить расширения военных действий за пределы собственно Южной Осетии».

Если вести речь, по сути дела, в отношении действийна первом фронте, то вопросы, о которых было упомянуто выше, сводятся к следующему:

Почему и военная, и дипломатическая реакция России на агрессию наступила с неоправданным опозданием?

Зафиксировано, что агрессия началась уже поздно вечером 7 июля мощным обстрелом Цхинвали (Орджоникидзе, как его до сих пор называют многие из его жителей) с последующим его штурмом.

Не только до утра, но и утром не было внятной официальной реакции Кремля. Первым что-то внушающее надежду сказал не президент Медведев, и не Министерство Обороны, а находящийся за многие тысячи километров Путин, который первым развернул и дипломатическую работу с мировыми лидерами по этому вопросу, и первым обнадежил и Осетию, и Россию, сказав, что ответ на агрессию будет, и виновные будут наказаны. От МИДа в этот момент исходили нечленораздельные осуждения и призывы, а так же инициатива по созыву Совбеза ООН. Сам по себе созыв его был нужен — но только для демонстрации его безволия и политической импотенции. К пресечению агрессии это никакого отношения иметь просто не могло.

Судя по официальной информации, первое совещание по обсуждению ситуации действующим президентом было созвано лишь в 9.30 8-ого июля — только через десять часов после начала агрессии. Несколько часов это совещание — было это собственно заседание Совбеза России или они проходили как-то отдельно — не совсем понятно из официальной информации — уподоблялось Совбезу ООН и не могло принять никакого решения. Лишь к четырем часам было оглашено официальное выступление Медведева.

По существу, страна просто, на несколько часов, застыла в недоумении и ощущении, что у нее просто нет руководства, нет Президента, что никто не знает, что делать и некому отдавать приказы. Это даже нельзя назвать «эффектом 22 июня» — потому что в 41 году обращение к народу последовало в 12 часов — через шесть часов после начала войны и все это время армия действительно вела тяжелейшие бои — далеко не всегда удачные — но действительно их вела.

Можно предполагать, что это время потребовалось действительно для того, чтобы выработать тот самый комплекс ответных мер, о которых говорилось в официальных сообщениях. Но тогда это означает лишь одно — что к моменту начала агрессии такие меры не были выработаны. И это — как раз и ненормально. Потому, что то, что подобное как минимум может случиться (а на деле — неизбежно должно было случиться) — было ясно.

И в Генштабе уже должны были лежать оперативные планы действий, а в соответствующих частях — соответствующие пакеты на действия в случае «Часа С». Почему их не было?

Почему вся информационная кампания последних дней — предельно невнятна?

В круглосуточном канале «Вести+» круглосуточно показывают в основном последствия гуманитарной катастрофы — что само по себе понятно — но почти ничего о ходе боевых действий.

О последних же круглосуточно идет крайне сумбурная информация. Сначала: «Части 58 армии подходят к северным окраинам Цхинвали», — потом: «Части 58 армии движутся к Цхинвали», — потом: «Части 58 армии подошли к границам Южной Осетии».

Затем в том же духе: «Цхинвали полностью очищен от агрессора», — потом: «Грузинские войска остаются только в южной части города», — потом: «Миротворцы приступили к пленению грузинских военнослужащих, окруженных в западной части города», — потом: «Грузинские войска отошли к Гори и занимают оборону около занимают оборону на подступах к нему», — затем: «В Цхинвали продолжаются бои, части 58 армии и миротворцы выдавливают противника из города», — затем: «Части 58 армии наконец-то деблокировали окруженных миротворцев и соединились с ними»…

Понятно, что освещение идущих с высокой динамикой боевых действий имеет много сложностей — но ведь такой стиль запутывает наблюдателя и снижает доверие к источнику. Не говоря о ситуациях, когда диктор с решительным лицом заявляет: «А вот срочная информация полученная нами несколько минут назад!» — и озвучивает текст, звучавший в эфире минимум несколько часов, а то — и с прошлого вечера.

Правильно, что показывают последствия саакашвиливских зверств — но нужно в позитиве показывать и отражение своих действий — причем в реальной динамике.

3.Представитель Генштаба на последнем брифинге заявил, что силы российской армии и силы вторгшихся боевиков, после осуществленного усиления примерно равны. Это что за операция по принуждению к миру с равными силами? Равными силами можно вести бой. Можно обороняться. Можно наступать. Но принудить к миру — то есть принудить к скорейшему прекращению военных действий нельзя. Можно в течении длительной войны — победить. Но нельзя собственно «принудить к миру» и скорейшим образом прекратить войну. Для этого нужна группировка, по своей мощи существенно превосходящая силы противника — чтобы подавить его сопротивление, заставить сдать оружие и капитулировать, то есть — лишить его всяких шансов на продолжение борьбы.

Почему в таком случае такая группировка не создана? Особенно с учетом того, что общая численность саакашвилевских боевиков не сводится к частям в зоне конфликта и составляет тридцать тысяч человек — и говорится о десятках тысяч резервистов?

Ну, и так далее.

Навтором фронтеРоссия практически столкнулась с дипломатической и информационной агрессией взявших под свою защиту Саакашвили западных стран.

Заявления и предложения о«немедленном прекращении огня всеми сторонами и без всяких условий»— есть просто попытка спасти Саакашвили. Причем бесстыдная попытка. Что стоило сказать то же самое — но на первом заседании Совбеза и до того, как Россия ввела войска? А заодно, соответственно, отвести войска и восстановит статус-кво?

А теперь — какое статус-кво?

Бандит начал стрелять в мирных граждан. Они стали сопротивляться. Совбез молчит. Спрашивает: «А правда что там много мирных граждан убили? Много? Ну, как, просто много, или очень много? Давайте разберемся».

На помощь к пострадавшим приходит сосед, первым обративший внимание на буйство преступника, защищает жертву, начинает бой с бандитом. Тут Совбез говорит: «Не пойдет. Сосед сильнее и слишком сильно бьет морду бандиту. Брек, все по углам. А то, не дай бог, бандита побьют, а он так здорово говорит по-английски».

Как верно отметил Путин, поражает не цинизм, поражает его масштаб.

Что такое статус-кво? Как вернуть убийцу тысяч людей в состояние статус-кво? В состояние не убийцы?

Статус-кво в южноосетинском конфликте, это не только — саакашвиливские войска на своей стороны, осетинские — на своей, а российские войска — в России.

Статус-кво — это чтобы живы были те, кто убит, осетинские деревни — в том состоянии, в каком были до войны, Цхинвали — цел, а преступники — вновь стали не преступниками.

Разговор о статус-кво предполагает сделать убитых живыми, убийц — не убийцами, Цхинвал(Орджоникидзе, все же вернее)— вновь не разрушенным?Если нет — он дурацкий, лицемерный и пустой.Совбез ООН имеет штатных волшебников, которые способны это сделать?

И Россия не права, когда говорит, что для прекращения боевых действий достаточно отвода саакашвиливских боевиков и подписания соглашения о неприменении силы. Как потому, что этого, в любом случае мало: не говоря о том, что никаким документам подписанным нынешним тбилисским руководством в принципе нельзя доверять, так и потому, что подобное прекращение должно предполагать, кроме названного: а).выплату Грузией возмещения и на восстановление Цхинвали, и на возмещение ущерба жителям Осетии — как за утраченное имущество, так и за погибших родственников. В последнем случае — в размерах, предполагаемых цивилизованной международной практикой; и б). выдачу и арест лиц, виновных в военных преступлениях, убийствах мирных граждан и разрушении мирных объектов.

Вот это — минимум. Который можно выслушивать и обсуждать. Но которого тоже не достаточно.

Потому что речь идет не только о прекращении конфликта. Речь идет о создании такого положения вещей, при которых ничто подобное не станет возможным для построения.

А для того, чтобы подобное не повторилось, необходимо:

1. Отстранение Саакашвили и его окружения от власти и их предварительный, на время следствия, арест.

2. Разооружение, а в случае совершения ими военных преступлений — арест их боевиков.

3. Осуществление демилитаризации Грузии: ликвидация военной инфраструктуры саакашвиливских боевых отрядов и запрет, на определенное время, иметь вооруженные силы.

4.ДесаакашвилизацияГрузии: публичный трибунал над диктатором и его окружением, как и другими военными преступниками. И как верно сказал Михаил Леонтьев — ни Гаага, ни Страсбург здесь не причем, особенно после бесстыдства Совбеза, взявшего под защиту гитлеровский режим Саакашвили. Но этот трибунал действительно должен быть международным: в него должны войти представители, как минимум, правоохранительных структур России, Южной и Северной Осетии, Абхазии — но и представители грузинского народа, не запятнавшие себя сотрудничеством с диктатурой.

5. Осуществление демократизации Грузии, то есть устранение из ее политической жизни всего, что связано с периодом саакашвиливской диктатуры, освобождение политзаключенных, возвращение политэмигрантов, проведение под международным контролем, честных, свободных и демократических выборов — и также — референдума о будущем статусе Грузии.

Это должно быть четкой и оглашенной позицией России, одновременно с которой она должна дать четкую оценку позиции всех тех стран и международных структур, которые встали на путь поощрения саакашвиливской агрессии и его диктаторского режима.

И четко сказать, что Россия в этой ситуации не намерена соглашаться и прислушиваться к позиции Западных стран, не намерена признавать юрисдикцию Совбеза ООН по данному вопросу.

Без этого — очаг напряженности на Кавказе будет сохраняться. Без этого — любое прекращение огня, при любых формально подписанных обязательствах Саакашвили — окажется воспроизведением Мюнхена 38 года. Это окажется лишь передышкой, которая позволит Саакашвили лишь лучше подготовится и через некоторое время вновь, в иных условиях повторить агрессию — и так действовать, при поощрении внешних покровителей, до тех пор, пока она не удастся.

Натретьем фронтесложилась ситуация, когда определенные политические силы, как так называемые правозащитники, так и, в общем-то, вполне уважаемая партия «Яблоко», некоторые общественные деятели и публицисты заняли позицию практически поддержки международной дипломатической и информационной агрессии против России. Да, в силу очевидности для граждан России картины военных преступлений Саакашвили, они не решаются открыто встать на его защиту и даже соглашаются с введением российских войск на территорию Закавказья.

Но, проговаривая это, тут же начинают требовать ограничить действие российских войск непосредственной территорией конфликта, Южной Осетии. По существу — это, с одной стороны принятие саакашвиливского режима под защиту, попытка не допустить его ликвидацию, представить его действия не тем, чем они являются — военным преступлением, — а некой шалостью, «ошибкой малыша», которого нужно остановить — но не нужно наказывать. То есть, сегодня, это есть прямое осуществление противодействия пресечению агрессии и принуждения, осуществивших нападение на Южную Осетию боевиков, к миру.

Одновременно — это есть полная солидарность с позицией стран, проявивших свою враждебность к России и взявших диктаторский режим под свою защиту. То есть —это полная солидарность с агрессией, осуществляемой на информационном и дипломатической поле против России со стороны союзников Саакашвили.

При всем уважении к нормам демократии и свободы слова, при признании их непреходящей ценности, все-таки, вызывает вопрос, может ли свобода слова доходить до того, чтобы допускать пропаганду, направленную против армии и политики государства в условиях ведения ими боевых действий?

Тем более, в условиях отражения неспровоцированной агрессии? По сути, — осуществление спецпропаганды, направленной на разложение общественного мнения и ведущих вооруженную борьбу войск?

Да, в политике и истории существует такой прием, как курс, в условиях ведения несправедливой войны, на поражение собственного правительства и его свержение. И бывает, что такой курс исторически и политически является оправданным.

Но, во всяком случае, когда его осуществляла в период с 1914 по 1917 год партия большевиков — она осуществляла его,сознательно пойдя на подпольные условия работы и молчаливо принимая как естественное, что подвергается за такую политику преследованиям.

Она прямо заявляла, что намерена свергнуть существующую власть — и уж, во всяком случае, не жаловалась на то, что правительство её за это карает.

Сегодня требовать ограничения действий российских войск исключительно зоной конфликта и не распространять их на территорию остальной Грузии — значит позволять с одной стороны, уйти от наказания виновных в военных преступлениях в Осетии, а с другой — постараться обеспечить Саакашвили возможность сохранить свой боевой потенциал, свою власть и повторить агрессию в новых условиях.

Тот, кто говорит сегодня о том, что российские войска должны остановится на границах Южной Осетии — тот сегодня готовит новую будущую агрессию Саакашвили.